Александра Шарлат: Пани Иоанна, ваша жизнь — это детектив?
Иоанна Хмелевская: Если судить по результатам, то несомненно. Я всю жизнь работаю, а что с этого имею... не скажу, потому что не хочу выражаться.
АШ: А ведь у вас была такая хорошая профессия — архитектор…
ИХ: Какое-то время я тянула обе профессии, но долго с этим справляться не получилось, потому как обе они — творческие. Архитектор в конструкторском бюро не заканчивает работу в 16.00, а продолжает ее по дороге домой, дома, думает о ней ночами. Как-то раз я разработала санузел для очередного проекта, когда ехала в троллейбусе. С конечной остановки троллейбуса бегом бросилась домой, чтобы как можно быстрее это зарисовать.
АШ: Вы приложили руку и к одной из главных строек социализма — варшавскому Дому крестьянина (здание современного отеля Gromada на площади Повстанцев Варшавы — прим.ред.).
ИХ: Причем на протяжении всего строительства, но, разумеется, не более чем как технический сотрудник. Мне тогда нужно было обеспечить себе архитектурно-строительную лицензию.
АШ: И стоило бросать такую солидную работу ради детективов?
ИХ: Стоило. Бессмысленно было что есть сил цепляться за архитектуру — ведь я, надо сказать, никогда не была великим концептуалистом. В проектировании я середнячок, не более того.
АШ: Одна моя приятельница, блестящая журналистка, говорит, что из-за писательства потратила свою жизнь попусту, а у вас, я вижу, без писательства и нет жизни. Вы заканчиваете очередную книгу, кажется, уже 60-ю.
ИХ: Писательство — мое хобби. Заканчиваю, да, я уже на последних страницах и… никак не дойду до самой последней.
АШ: Это будет…
ИХ: Ничего не будет. Не скажу, потому что сама не знаю, что это будет.
АШ: Но это детектив?
ИХ: Понятия не имею. Может, бытовой роман?
АШ: Вы создали новый жанр — иронический детектив. Что вас больше всего увлекало во время работы над книгами: высмеивание абсурдности польской социалистической реальности или само преступление?
ИХ: Критики не знали, куда меня поместить, и выдумали название «криминально-развлекательный роман». Абсурдность выискивать вовсе не требовалось, все было самоочевидно. А что увлекало больше? Когда как, по-разному. Преступления тоже бывают захватывающими.
А писать я начала со статей о колористике в производственных интерьерах. Заказы получала от «Культуры и жизни», журнала Центрального совета профсоюзов. Там работала моя тетя — все это было по блату — и она, будучи редактором, мне эти статьи пристраивала. Однажды я должна была писать о домах культуры в Советском Союзе и никак не могла понять, как это возможно, что там нет сортиров. А их и правда не было, я потом в этом лично убедилась.
АШ: Но вам запретили об этом упоминать.
ИХ: А я за эти сортиры ухватилась. В итоге написала о них в одной из книг — героиня находится в Кракове на поминках у незнакомых людей и говорит исключительно о советских уборных.
АШ: А как на это отреагировала цензура? В те времена через нее проходила каждая публикация.
ИХ: Как раз этого-то цензура и не поняла. У них висел на стене длиннющий перечень запрещенных слов, и, если возникали сомнения, они проверяли, допустима ли данная формулировка. Однажды мне задержали всю книгу из-за оборота «паршивые деньги», потому что у цензоров это ассоциировалось с антисемитизмом. Мне это в голову не пришло. Я заменила на «паршивые доллары», и больше ни у кого возражений не возникло. Еще, было дело, пытались застопорить «Проклятое наследство» как «ненормальный» роман, потому что преступники там были симпатичными людьми из общества и в финале не понесли наказания. Поэтому я сменила им категорию преступления, и это как-то прокатило. Были проблемы и с книгой «Крокодил из страны Шарлотты», в которой вся интрига основывалась на телефонной прослушке, а ведь «в Польше прослушки не существует»! Меня чуть удар не хватил от злости. Пришлось все изменить, и получилось, что это не мы — избави Боже! — постоянно прослушиваем, а только капиталистическая вражья сила.
АШ: Вы знали все слова из этого списка?
ИХ: Естественно. И старалась их избегать или немножечко переставлять. Благодаря этому в детской книжке «Сокровища» пропустили подробное описание процедуры выезда партийцев на работу по контракту в арабские страны. Они в этом вообще не разбирались, а я боялась, что из-за этого зависнет книга. Один из романов — «Дикий белок», продолжение «Леся» — я написала в предчувствии будущего. Книга не имела успеха, потому что ее сочли слишком уж катастрофической. Больше 30 лет назад я описала именно то, что происходит сегодня.
АШ: Помню сцену покупок в продовольственном магазине, когда все — не то, чем кажется: в тефтельках вместо мяса суррогат из рыбы, замороженные продукты стары как мир, а цыплята… не те, что стоит покупать. Как будто читаешь сегодняшнюю газету…
ИХ: Вот именно. Все сбылось, разве что — еще хуже. И цензура не цеплялась.
АШ: Самая забавная ситуация тех лет?
ИХ: Как я писала с Яном Баторы сценарий фильма «Лекарство от любви». У него дома был ремонт, а у меня — малые дети, поэтому мы работали в кафе «Гранд Отель». Мы громко обсуждали всякие преступления, связанные с фальшивомонетчиками, и внезапно обнаружили, что люди пересаживаются за другие столики, чтобы оказаться от нас подальше.
АШ: А не поджидал ли вас на выходе угрюмый господин в сером пальто с поднятым воротником?
ИХ: Если и да, то он, наверное, сцапал Баторы, потому что я ни с чем таким ни разу не сталкивалась. Но не удивилась бы, случись нечто подобное. Молодому поколению этого не понять. Вот сейчас, например, я получила предложение написать сценарий по «Лесю», но действие должно происходить в наши дни! А это нереально: как можно перенести действие в наше время, если одна из ключевых сцен книги — как Лесь мечется с монеткой в пятьдесят грошей в поисках телефона?! Ведь в те времена найти в Польше исправный телефон-автомат — считай, чудо! Ну чему удивляться, я сама себя на этом ловлю: когда читаю старые детективы, американские или французские, очень удивляюсь, почему герой не пользуется мобильником!
АШ: Преступление «по-польски» — утонченное или примитивное?
ИХ: Есть несколько детективов прежних лет, умно написанных, в которых мотив и все остальное — вполне продуманно. Но в целом польский детектив неимоверно примитивен. Я только сейчас вижу, как много было книг, написанных «под систему».
АШ: Несмотря на убийства и неслыханные преступления, ваши романы необычайно жизнерадостны, а ведь вокруг было невесело. Откуда у вас бралось столько юмора?
ИХ: Мне все казалось смешным, тут дело в характере. Я по натуре жизнерадостная: если в чем-то, пусть даже самом ужасном, было хоть что-то смешное, я тут же это замечала. Да этого просто нельзя было не заметить!
АШ: Над каким из своих романов вы смеялись громче всего?
ИХ: Над «Лесем». Смеялась, когда писала. Однажды ночью даже сын проснулся. Подошел ко мне: «Мать, ты чего? О боже ты мой!..» А кончилось тем, что он стал читать, заглядывая из-за плеча, что я пишу… И завопил, подвывая от хохота: «Пиши быстрее! Пиши быстрее!..»
АШ: Вы не написали ни одного детектива с политическим подтекстом.
ИХ: Ненавижу политику. А сами политики — страшно глупы. Как можно прямо перед «Евро-2012», нашей величайшей катастрофой в истории, выкинуть одновременно такие номера, как: пенсии, изменения в системе здравоохранения, весь этот фармо-медицинский идиотизм, и вдобавок перекопать всю Варшаву так, чтобы никто не мог никуда проехать! Одно из двух: или такие решения принимает индивидуум, напрочь лишенный мозгов, или некто, вознамерившийся окончательно угробить страну. Но волноваться не стоит, ответственности за это никто не понесет, потому как у нас слова «ответственность» не существует. Если кто-то на него натыкается, то понятия не имеет, что оно может значить.
АШ: А доводилось ли вам как писательнице изучать громкие нераскрытые преступления?
ИХ: Я за этим не слежу, сами понимаете, тут слишком большие затраты и сил, и времени. Нет такого преступления, которое нельзя было бы раскрыть с помощью современных средств. Но судебно-медицинская экспертиза стоит денег. А кроме того, возникает вопрос: действительно ли кто-то хочет узнать правду? И тут мы вступаем в область политики, а я политикой не занимаюсь.
АШ: То есть, вырубить телевизор, чтоб не отсвечивал?
ИХ: Именно так. С превеликим удовольствием.
Иоанна Хмелевская. Фото: Ярослав Стахович / Forum
АШ: В ваших романах расследование часто ведет женщина. Как вы считаете, женщина мыслит логичнее мужчины?
ИХ: С мужчинами в целом сложнее, потому как они ленивы. Такого, кто проявил бы адекватную активность и усердие, найти не так-то просто. Мне вот никогда не везло с прототипами. Только нарисуется на горизонте хоть кто-то подходящий, так оказывается, он уже успел накосячить. Впрочем, женщины тоже разные, порой они настолько глупы, что просто смотреть тошно. Особенно те дамочки без комплексов, для которых жизни нет без всяких тусовок. Они, как правило, на ком-то виснут: сначала на родителях, потом на женихе, потом на муже. «Ну а если муж уйдет, что она будет делать?» Ну, повесься, дура, если не знаешь, что делать. Он работает с утра до ночи, а она сидит дома и страшно скучает… Да хоть убейся, дурища.
АШ: Но ситуация меняется, статистика показывает, что сегодня женщины чаще сами подают на развод. Не хотят быть зависимыми от мужчины.
ИХ: Значит, у них есть какая-то профессия, работа, они самостоятельные. И они не хотят гладить эту дурацкие рубашки, думать о том, чтобы сунуть в стиралку подштанники, повесить полотенце, да еще и ванну после него помыть. А он еще приходит и кричит, что хочет есть. А это не ресторан, а всего-навсего дом.
АШ: О том, что надо делать, чтобы домашняя жизнь не превратилась в детективную историю, вы рассказываете в юмористических руководствах «Как выжить с мужчиной», «Как выжить с современной женщиной» и «И как выжить друг с другом».
ИХ: Это была шутка.
АШ: Вы там написали, что равноправие — величайшее несчастье женщины. Почему же?
ИХ: Потому что эти ненормальные слишком далеко зашли. Надо было требовать права, но не брать на себя обязанности. А они, потребовавши прав и получивши их, взяли на себя еще и мужские обязанности. Мужики этому только обрадовались втихушку. И сидят теперь, довольные, на диване, а баба на себе всю работу тянет. Это к ней все приходят: «Где деньги?!»
АШ: Когда-то признаться в том, что ты любитель детективов, было позором, а теперь это уже можно. Никто не стыдится, что читает Стига Ларссона или, например, Краевского. Детектив с успехом заменил бытовой роман.
ИХ: Появились романы Марека Краевского, действие которых происходит в межвоенном Вроцлаве. Для меня они эмоционально гнетущие. Им не помешало бы немножко легкости. Жизнь — это не только черное. Мне особенно нравятся шведские детективы.
Бытовой роман приятно читать, и он больше всего говорит об эпохе. А в детективе должны присутствовать реалии. Именно из детективов мы часто узнаем, как выглядела жизнь в других странах. А Арчер, Форсайт? Они писали прекрасные книги.
Ведь речь идет не о замене: бытовой роман, исторический, или детектив, — главное, чтобы было хорошо написано. Некоторые — смертельно скучны. Каждый делает что может, конечно. Пишут их и женщины, не все шедевры, но много забавных, приятно написанных, умных. Некоторые глупые, но, в конце концов, я тоже время от времени пишу глупо.
АШ: Нужно иметь талант.
ИХ: Да какой там талант! Нужно иметь что-то в голове, мозги. Но я вижу, что популярные авторы совершенно разнузданные. Ну как же так, ведь надо же заботиться о реалиях, и в детективах тоже! Иначе получаются такие бредни, как в романе Робертс, полном впечатляющей строительной чуши. Там героиня, строя дом, постоянно заказывает плинтусы. По моим прикидкам, она их три поезда получила. Одна наша дама написала роман для юношества, действие которого происходит в XII веке, и уже самое начало губит книгу: мальчик находит на пляже янтарь. Могла бы мне позвонить, я бы ей тогда сказала, что он мог на этом пляже найти. Страшная чушь! А Мацей Сломчинский, он же Джо Алекс, представил в своем произведении водный велосипед со штурвалом: героиня его повернула и свалилась в воду! Он, наверное, ни разу в жизни водного велосипеда не видел.
АШ: А современность вас вдохновляет? Видите ли вы новые темы, новые сюжеты для своих романов?
ИХ: Новых тем нету. Все, что происходит сейчас, происходило и шесть тысячелетий назад. Человек по существу не изменился. То, что у него иные технические возможности, по сути, нисколько на него не влияет. Сейчас все то же, что было всегда: деньги, любовь, ревность, месть. Желание что-то скрыть — секреты, тайны. Но обычно все дело в деньгах.
АШ: С точки зрения сегодняшнего дня — сделали бы вы иной выбор вашего жизненного пути?
ИХ: Последнее время я довольно много думала — с очень большой горечью, — что было бы, если бы я когда-то поступила иначе. Потому что я поступила очень глупо. Жизнь это подтвердила: я поступила как идиотка, и сейчас это видно. Но меня оправдывают некоторые обстоятельства. Может быть, следовало их преодолеть, но откуда тогда было знать, что нужно.
АШ: Есть ли какой-нибудь ненаписанный роман, который не дает вам покоя и ждет своего воплощения?
ИХ: Да, но не детективный, а исторический, по принципу «что было бы, если бы…». И речь идет не только об истории Польши, а о всемирной. Ну вот, что было бы, если бы Эдуард II не был гомосексуалом. Изабелла не изводила бы тогда так ужасно своих невесток, и не было бы во Франции Столетней войны. Или этот полудурок Казимир Великий… вот если бы эта его жена подцепила себе какого-нибудь оруженосца и родила очередного Пяста? Может, и не заметил бы, что это не его… А у нас была бы совсем другая история. Или если бы Ядвига все-таки вышла замуж не за Ягелло, а за этого своего Вильгельма… Для начала нам бы пришлось сменить географическое положение, получилось бы другое общество, другая ментальность, традиции — мы же ведь представляем собой конгломерат множества соседних народов. Даже язык, сколько в нем наслоений со всех сторон.
АШ: Что вам сейчас приносит самое большое удовольствие?
ИХ: Душевное спокойствие.
АШ: А что вас бесит?
ИХ: Множество вещей, взять тот же гуманизм по отношению к преступникам, которым все дозволено. Ну и смертная казнь. Нельзя выбрасывать из уголовного кодекса смертную казнь, потому что существует 99 процентов вероятности, что приговоренный к пожизненному заключению преступник выйдет и убьет еще пятерых невинных людей. По какому праву?!
АШ: Это неполиткорректно. Цивилизованный мир считает, что нельзя приговаривать к смерти другого человека.
ИХ: А с какой такой радости мы обрекаем на смерть новых невинных жертв?! Меня могут осуждать все, кто хочет и сколько хочет, на здоровье. Сколько людей уже погибло от рук «ресоциализиванных» преступников, избавившихся от комплексов!
АШ: У вас два сына. Вы часто с ними видитесь?
ИХ: Младший уже 25 лет живет в Канаде, он женился в Польше, а потом со всей семьей туда уехал. Моя внучка вышла там замуж, окончила институт и два раза в год навещает меня вместе со своим мужем. Обычно мы вместе проводили каникулы где-нибудь в Европе. Но последние два года я стала сдавать, поэтому у нас это не особо получается и дети приезжают сюда.
А второй сын в Польше, только понятия не имею, где он сейчас — у себя дома или на Мазурах. Потому что он помешался на виндсерфинге и постоянно плавает. Строит сейчас пристань для этих досок и лодочный ангар. Но пусть лучше так дурака валяет, чем дряхлеет. А вторая внучка окончила институт в Польше, работает.
Еще у меня есть племянник, который со своей женой Малгосей, моей издательницей, очень помогает мне в повседневной жизни, например, с покупками.
АШ: Еще есть «приходящие работнички» — я имею в виду четырех котов, которые заявляются к вам, когда захотят.
ИХ: Коты потрясающие! Если кот хочет, чтобы его погладили, он пробирается в дом и ластится — тогда его надо приласкать. Потом он идет к холодильнику и выразительно на меня смотрит. А когда ему больше уже ничего не нужно, то он плевать на меня хотел и делает что заблагорассудится. Бывает, что все четверо спят на моем диване, а ночью снова идут на гулянку.
Меня все ругают за сигареты. Но для меня это только стимул потянуться за следующей. Я начала курить, когда мне было 30 лет, чтобы не растолстеть. А сегодня что мне еще остается? На танцы ж я не пойду.
АШ: Любовь остается, пани Иоанна. Она никогда не умирает.
ИХ: Боже упаси! Это так утомительно. Мне врач сказала: «Только не напрягайтесь!»
АШ: Но вы состоявшаяся женщина?
ИХ: Скорее да! Я не жалуюсь. То, чего больше всего хотела, я получила.
АШ: Славу, деньги?
ИХ: Интересную жизнь.
Перевод Елены Барзовой и Гаянэ Мурадян
Сокращенная версия разговора была опубликована в журнале Gala в 2013 году.
